Сюрпризы древнего Марокко

РАБАТ
Незнакомец решительно двигался на меня. Приблизившись, он расплылся в широкой улыбке и представился: "Я ваш сосед. Мохаммед бен Насер Ганнам. Так же звали моего прадеда. Ровно сто лет назад он в составе Великой султанской миссии побывал в России". Я, признаться, был несколько ошарашен столь неожиданной формой знакомства, но Мохаммед, будто не замечая моей растерянности, продолжал: "Заходите в гости, у меня есть для вас сюрприз". И назначил время встречи.

Когда я появился на вилле Ганнама, все семейство уже сидело вокруг огромного — ведра на два — самовара, серебрившегося пузатыми боками. Хозяева радостно улыбались, поглядывая на меня: мол, такого вы еще не видывали. А я и впрямь остолбенел, увидев на столе в далеком Марокко это чудо. Такое родное и домашнее. Я уставился на самовар и разглядел едва заметное клеймо: "ТУЛА. БРАТЬЯ ПЕТРОВЫ. 1850 год". Перехватив мой вопросительный взгляд, Мохаммед тут же принялся объяснять:
– Мой прапрадед был советником министра иностранных дел Сид Абд аль-Крима, который возглавлял первую чрезвычайную миссию в Россию. А самовар ему подарил сам император Николай II.
И поведал историю, похожую на восточные сказки, которыми так любят услаждать в застолье радушные хозяева слух гостей. Правда, новый знакомец отнюдь не собирался потчевать меня красивыми легендами. Бен Насер Ганнам унаследовал от прапрадеда не только имя, но и профессию и до недавнего времени, перед уходом на пенсию, служил в ранге дипломата в посольстве Марокко в Бельгии. Так что с историческими реликвиями, документами и фактами он привык обращаться бережно и ответственно. А в доказательство абсолютной достоверности своего рассказа протянул мне чуть пожелтевший белый конверт со штемпелем Петербургской почты и маркой с изображением российского двуглавого орла.
– Это письмо, которое мой именитый тезка прислал своему сыну из России, — сказал Ганнам, бережно разглаживая драгоценное послание.
...Однако позволю себе небольшое отступление. Начало дружественным отношениям двух монархий положила императрица Екатерина II, славившаяся, среди прочего, перепиской с самыми образованными людьми своего времени и сильными мира сего. В 1782-83 годах российская государыня и марокканский султан Сиди Мохаммед бен Абдалла обменялись письмами с выражением друг к другу величайшего уважения и извещением о предоставлении российским и марокканским подданным режима наибольшего благоприятствования в своих монархиях. Плоды этих и других межгосударственных актов сразу дали себя знать, особенно в коммерческих связях и сотрудничестве морских ведомств — первыми "туристами" в этом африканском королевстве были именно мореходы с берегов Невы. Однако потребовалось больше века, чтобы отношения двух стран получили официальный характер.
Первая дипломатическая миссия, снаряженная султаном Абд аль-Азизом в 1901 году, прошла длинный путь. Из Марракеша, тогдашней столицы Марокко, посланцы сначала передвигались на лошадях по Северной Африке, потом по Средиземному морю приплыли во Францию и оттуда по Северной железной дороге почти месяц добирались до Санкт-Петербурга. В знак высочайшего уважения султан отправил со своими полпредами в подарок Николаю II десять знаменитых арабских лошадей. Русский император торжественно принял посланцев Марокко 23 июля 1901 года в Петергофе, в Большом дворце, где и была вручена, как бы мы сказали сегодня, верительная грамота. Государь немного нарушил протокол и вместо запланированных орденов передал полпредам подарки. Как объяснил позже в своих "исторических записках" российский министр-резидент, генконсул в марокканском городе Танжере Василий Бахерахт, "ордена стали бы лишь предметом украшения женского костюма", а то и вовсе "были бы даже навешаны на любимых животных".
Сообщая султану Марокко Абд аль-Азизу о приеме чрезвычайного посольства в своем дворце, Николай II так подвел итоги встречи: "Мы усмотрели в решении отправить означенную первую официальную миссию в Россию новый залог искреннего желания Вашего Величества еще теснее закрепить дружественные отношения, установившиеся между империями нашими".
Миссия визиря позволила открыть посольство Марокко в России. Сначала оно размещалось на Никольской, в знаменитом "Славянском базаре". Правда, дипломаты здесь, как, впрочем, и во всей Европе, менялись часто, поскольку по исламской традиции не могли в те времена подолгу задерживаться в "странах иноверцев".
Пока я мысленно совершал этот экскурс в прошлое, мой новый знакомый перечитал восторженное письмо из Санкт-Петербурга своего далекого предка и так же восторженно принялся мне его пересказывать.
– Вот послушайте, они были и в златоглавой Москве, останавливались в "Славянском базаре", — торопливо, словно боясь, что его перебьют, перечислял бер Насер Ганнам. — И на бегах на Ходынском поле. И дед пишет, что русские рысаки так же быстры, как и десять арабских скакунов, подаренных султаном российскому царю. А в Большом Кремлевском дворце они осмотрели Оружейную палату и там же "был испит чай по-русски из самоваров, что привело всю дипмиссию в восторг. В знак благодарности за прием она передала 400 рублей (большие по тем временам деньги. — Прим.авт.) в пользу бедных". — И бросив ласковый взгляд на самовар, сказал без перехода: — Вот он, наш бапор. Он по наследству перешел к нам. Мы его храним как величайшую ценность. Очень дорогой подарок: ведь мы, марокканцы, любим чай, у нас есть целая церемония чаепития. Кстати, знаете, как пьют чай по-мароккански? Зеленый, очень сладкий с большим количеством листочков мяты. — И опять же без перехода добавил: — Но я еще не все вам показал.
Ганнам достал из секретера крохотную книжку с позолоченной обложкой.
– Тоже удивительная вещица. Это Священный коран, изданный в 1892 году в Санкт-Петербурге. Действительно, россияне ничего лучше не могли придумать, чтобы обласкать наши сердца и души, преподнеся в качестве подарка великолепный и оригинальный Коран. Поразительно, что в те далекие времена в России издавались книги даже на арабском.
И до конца нашего чаепития Ганнам не раз возвращался к экспонатам своей семейной "русской" коллекции, и глаза его светились гордостью...
Центральная авеню Кеннеди в Рабате ведет к одной из старейших дипломатических миссий — посольству РФ в Марокко. Над ним летают аисты. Говорят, эти птицы приносят в дом радость. Вот так же летали они и сто лет назад в Марракеше, что в 300 километрах от нынешней столицы, словно предвещая добрые, дружеские отношения наших стран. Об этом сказал мне посол России в Марокко Юрий Котов. "Марокко исторически является нашим хорошим партнером, и сотрудничество с ним всегда было и остается взаимовыгодным, многогранным и интересным", — подчеркнул он.
Я мог бы привести множество примеров, подтверждающих эту мысль посла. Остановлюсь на одном, но, по-моему, красноречивом.
Недавно марокканскому национальному театру имени Мохаммеда V в Рабате исполнилось 40 лет. Почти в то же время справил свой юбилей — полвека — и его новый директор Джамаль Дхисси, возглавивший театр год назад. Случайно или нет, но именно с его приходом культурная жизнь в этой богатой афро-исламскими традициями арабской стране заметно оживилась. Дхисси — выпускник главного театрального вуза России ГИТИСа. Вернувшись на родину, он немало сделал для развития современного сценического искусства в королевстве "Вечерней зари", как называют Марокко. Потому что находится на крайнем западе Арабского мира. Именно Дхисси создал первый в стране институт высшего театрального искусства. Поэтому, когда встал вопрос о руководителе главного театра Марокко, 38-летний король Мохаммед VI, лично принимающий подобные ответственные решения, из множества кандидатов на директорское кресло выбрал Дхисси. При этом Его Величество не скрывал, что главным его аргументом было прекрасное высшее художественное образование, которое Джамаль Дхисси получил в Москве.
Я спросил Джамаля, можно ли сказать, что марокканский театр начинается с ГИТИСа? Смуглый, крепко сложенный, красивый "мавр" ответил отрицательно, но добавил: "Этот российский учебный Храм искусства с большой буквы внес немалую лепту в становление марокканского театра". С благодарностью и почтением вспоминает Дхисси своего великолепного педагога Марию Осиповну Кнебель, до последних дней бывшую профессором ГИТИСа. Это она помогала пытливому и талантливому юноше из Марокко постигать, как он сказал, "великий сценический метод Станиславского". "А уроки и школа таких выдающихся режиссеров, как Георгий Товстоногов, Алексей Попов, помогли мне уже здесь, на родине, воспитать немало ведущих актеров театра и кино. Первое, что я сделаю, когда приеду в Москву, — говорит Дхисси, — пойду на могилу моего любимого учителя Марии Осиповны Кнебель, положу цветы и прочитаю молитву из Корана за упокой ее души".
Мой собседник рассказал, что в Марокко любят и охотно ставят русскую классику, и она вызывает большой интерес здешней публики. В Рабате, например, с успехом идут чеховские "Три сестры". Одна из ведущих трупп в Марракеше, а их в стране всего шесть, включила в свой репертуар "Ревизор" Гоголя. Успех был оглушительный. Живой отклик получила и телевизионная программа самого Дхисси "Русский театр", в которой автор подробно рассказывает о культурной жизни в России. И прощаясь, артист сказал:
– Я благодарю Бога за то, что он дал мне жизнь, родителей — за воспитание, а ГИТИС — за мое творческое рождение в театре. Бог сделал так, что я был в России, в Москве, жил среди ее граждан. Я люблю вашу страну, ее культуру, ее людей, которых, как мне кажется, хорошо знаю.
А знаем ли мы Марокко? Вопрос отнюдь не праздный, ибо уровень прямых человеческих контактов между нашими странами, увы, довольно низок. Достаточно сказать, что почти все рейсы Аэрофлота сейчас заполняет главным образом самая, пожалуй, любопытная в мире публика — японцы, которые стремятся познать королевство, находящееся за тридевять земель от Страны восходящего солнца. Россиян в салонах авиалайнеров — раз-два и обчелся. Для примера: в прошлом году на древнюю землю мавров приехало 8 тысяч 89 российских туристов, из Франции с хорошим курортным климатом почти 900 тысяч человек — в сто раз больше! Однако это не удручает гостеприимных марокканцев, у которых туризм, принесший в прошлом году доход в 2 миллиарда долларов, стоит на втором месте после сельского хозяйства. "Апельсины из Марокко" стали приятной торговой аксиомой еще задолго до знаменитой повести Василия Аксенова в советское время. Теперь эти дары солнца успешно выдерживают морозный климат по всей России.
Но продолжу "российскую тему" в Марокко.
Под громкие крики муэдзинов, протяжно слетающих с многочисленных минаретов, по рабатским улицам Москвы, Петербурга и площади России иду к белоснежной церкви Воскресения Христова — островку православия в исламском мире. Храм не совсем традиционен — он вобрал в себя элементы строгих линий мавританского стиля с многоугольным куполом, с квадратными оконцами внутри. В последний раз я видел церковь во время своей предыдущей служебной командировки полтора года назад. Теперь она помолодела и похорошела: недавно ее подукрасили и подремонтировали моряки из Новороссийска. Они пришли сюда не только помочь в обновлении храма, но и поклониться землякам из Новороссийска и Севастополя, нашедшим здесь последний приют. Гонимые судьбой, они в лихолетье 1920 года бежали от большевиков на кораблях Российского Императорского флота на чужбину, в тунисский средиземноморский порт Бизерта, а оттуда — кто куда, в том числе в марокканский порт Касабланка и оттуда в королевскую столицу Рабат. Не случайно, одна из самых почитаемых в храме Воскресения Христова — икона Великомученика Георгия, изображенного с Андреевским крестом. По краям ее обрамляет георгиевская лента, как на матросских бескозырках. Доставлена икона из Бизерты в Рабат, где покоятся графини Марина Шереметева, Екатерина Урусова, потомки рода Волконских, Долгоруких, Трубецких, сын великого писателя Льва Толстого Михаил, десятки других наших соотечественников...
Под сенью акаций, где обычно после службы уютно усаживались за чашкой чая прихожане первой волны русской эмиграции, меня принял настоятель протоиерей Геннадий.
– Этот храм — один из самых старых эмигрантских за рубежом, которые имеет Московский Патриархат, — рассказывает отец Геннадий. — Приход был основан в 1927 году, а сам храм освящен в 1932-м. Так что в будущем году будем отмечать его 70-летие. Кстати, самой почетной рабатской прихожанке графине Шереметевой пошел уже 95-й год. Она лично очень много сделала для сооружения церкви в начале 20-х. Все это время не прекращается молитва русских людей, которые нуждаются в духовной связи с Родиной.
В судьбах настоятелей храма отразилась трагическая история нашего отечества. Список открывает архимандрит Варсонофий Толстихин — происходил из валаамских иноков. После разрушения монастырей на Валааме во время тотальной борьбы с "опиумом для народа" он бежал в Финляндию, потом в Париж, а оттуда был направлен в Марокко, для "организации русских людей и образования прихода". Отец Варсонофий трудился с самых первых дней прибытия русских эмигрантов в Марокко. Умер он в 1952 году и похоронен в Рабате. Он близко знал отца Иоанна Кронштадтского, причисленного к лику святых. Вторым настоятелем был архимандрит Митрофан Ярославцев. В прошлом, в миру, это был русский офицер, который с армией Врангеля покинул Крым и в результате жизненных перипетий оказался в Рабате. Гостеприимной оказалась земля Марокко для россиян, потерявших родину.
Храм Воскресения Христова связан и с именем знаменитого французского писателя Антуана де Сент-Экзюпери. В 30-е годы легендарный летчик и писатель приютил у себя дома, в Рабате, монаха, которому отвел под жилье мансарду. Монах оказался архимандритом Владимиром (Балинным). Русский изгнанник и автор "Маленького принца" и "Ночного полета" подружились. Позже Сент-Экзюпери частенько бывал в русском православном храме. Ему полюбились церковные службы, духовные песнопения, и хотя он и не знал русского языка, черпал из них огромную духовную силу. Свидетельства об этом оставила в своих мемуарах графиня Екатерина Урусова. Она-то и стала первой переводчицей некоторых писем писателя на русский язык.
Уходя из храма, я еще раз взглянул на старинную икону, привезенную из России моряками русской эскадры. Под потемневшим от времени ликом св. Георгия начертаны вечные слова: "Моли о нас".
Так случилось, что, покинув это благочестивое место, я почти сразу оказался в чуть ли не в самом экзотическом уголке Рабата — в настоящем "логове" морских разбойников. Словно машина времени перебросила меня в XVII век, в знаменитую пиратскую "Республику Бурегрег". Впрочем, я не был оригинален: каждый день сюда, в старую часть марокканской столицы, где река Бурегрег впадает в Атлантический океан, устремляются толпы туристов, чтобы окунуться во времена отважных пиратов, красавцев-корсаров и романтической любви. Злодеи и герои, они обосновались в Сале, откуда совершали набеги на торговые и военные корабли, наводя ужас на путешественников и мореплавателей, и дурная слава о них (и о стране тоже) шла по всей Европе. У Вольтера в "Кандиде" одна старуха рассказывает: "...корсар из Салы настигает нас и берет нашу галеру на абордаж... Я не буду говорить вам, сколь тяжко для молодой принцессы быть невольницей, увозимой Марокко".
Но куда больше, чем судьба юной невольницы, меня интересовали знаменитые имена, связанные с этим местом. Часто невольниками корсаров из Сале становились христиане, которые использовались в качестве гребцов на галерах. Пять лет провел в заточении у пиратов великий испанец Сервантес, за которого был заплачен выкуп в 500 золотых эскудо — весьма большие по тем временам деньги. Часть своих злоключений он описал в бессмертном "Дон Кихоте". Побывал у корсаров Робинзон Крузо из романа Дефо. Вспоминаю: во время одного из путешествий корабль Робинзона захватывают пираты из Сале, и тот становится рабом их капитана. Позже ему удается бежать. Подвиги корсаров воспевал романтик Байрон и любитель приключений Стивенсон. Не одну творческую фантазию вдохновила история Сале и его обитателей. Ни англичане, ни французы не могли справиться с этими отважными и страшными героями. Покончить с пиратами удалось только великому султану Марокко Мулай Исмаилу в конце XVII века. Но достоверные сведения о "морских волках" из Сале собраны в толстые тома "Всеобщей истории пиратства", которую составил все тот же автор "Робинзона Крузо" Дефо.
Свидетелем смелых походов пиратов остается Океан, волны которого бьются о длинный высокий пирс. Люди стоят, завороженные мощью и красотой стихии, смотрят вдаль, как когда-то корсары, которые, впрочем, больше ускользающей красоты жаждали вполне реального золота и рабов. Сегодня на высоких башнях древней цитадели не увидишь развевающийся "Веселый Роджер" — черный флаг с черепом и костями или с перекрещенными саблями и пиками. Но местная ребятня, играющая в пиратов, яркими граффити рисует эти символы на прибрежных постройках. Напоминает о былом и современный ресторан "Каравелла", стены которого испещрены изображенями парусных судов. Теперь в мелком устье Бурегрега покачиваются лишь рыбацкие шлюпки. Частенько "к пиратам" повеселиться наезжает молодежь — одну такую группу я застал. Ребята приехали с барабаном, бубном и "каркабетом" — железными кастаньетами. Под лихие ритмы они весело пели знакомое: "Пятнадцать человек на сундук мертвеца,/ Йо-хо-хо, и бутылка рома./ Пей, и дьявол доведет до конца"... Да еще распевали песенку вечно пьяного пирата Билли Бонса. И казалось — "Республика Бурегрег" продолжает жить в Сале.
...Марокко любит гостей и щедро раскрывает перед ними свои сокровища, обычаи и традиции. Как-то мне с друзьями довелось побывать на необычном торжестве в Касабланке, в портовом городе на Атлантике. Родственники и земляки чествовали 55-летнюю Джамилю, вернувшуюся после своего первого в жизни хаджа в Мекку. Это было фантастическое зрелище. Даже президентов и героев так не встречают. На улице собралась огромная толпа. Неистово дули в трубы музыканты, четко отбивали дробь барабаны, звенели бубны под речитативы женщин в ярких одеждах. Настоящее буйство музыки и красок. Потом караван машин, вместивших добрую сотню человек, направился в дом виновницы торжества. Первыми в помещение вошли мужчины с зелеными исламскими флагами, носильщик с большой медной чашей с благовониями, а уж потом и наша героиня в сопровождении подруг и неугомонных артистов.
Прежде чем перейти к "отчету" о странствии на землю пророка Мухаммеда, Джамиля раздала подарки: главное — воду из священного колодца зам-зам. Это особое благочестие — воду надо испить, и она поможет излечиться от недугов. Затем — угощение финиками из Саудовской Аравии и молоком с розовой водой — "хлеб-соль" по-мароккански. Тут надо загадать желание, которое обязательно исполнится. Мальчишки получают в подарок костюмчики под саудовских полицейских, а девочкам достаются белые платьица. А потом гости приступают к чаепитию, которое плавно переходит в настоящее театрализованное представление — пение и танцы женщин. Вспоминаю строки писателя Василия Ивановича Немирович-Данченко, брата знаменитого режиссера и артиста, побывавшего в Марокко: "Певица раскачивается вперед и назад. И вдруг по всей зале раздался неожиданно и красиво музыкальный вздох. Неужели это горло человеческое выделывает странные и трудные фиоритуры: точно сотни птиц разом встрепенулись. Скоро певица сбросила с себя широкий яшмак. Узкая грудь ее была закована в золотую ткань. Осиная талия колебалась над широкими бедрами".
Смотрю — и будто ничего не изменилось с тех пор. И будто не со мной это происходит, а на киноэкране. А трапеза продолжается. Гостей потчуют мелкими пирожными — "хельва" под ароматный чай и даже кока-колу. Неспешно идут беседы-пересуды под вкусную еду — изумительно приготовленную жареную баранину, кур в лимонном соке и обжаренном луке. Весело и празднично. Прощаясь, подходим к Хаджа Джамиле. Она обнимает нас и накидывает на плечи одной из наших христианок голубой, с мусульманским орнаментом, платок из Мекки. Это большая честь для тех, кто разделил ее радость паломничества на родину пророка Мухаммеда. И неважно, какой веры человек. Главное, чтобы всем было тепло и счастливо.
Пока мы постигаем неведомую страну Марокко, ее довольно основательно освоили кинематографисты, в основном, разумеется, голливудские. Так что о кино, сидя на торжестве в марокканском доме, я вспомнил не случайно. Ни одна другая страна мира так часто не снималась в кино как Марокко. Здесь не надо строить декораций, потому что можно отыскать уголки на любой вкус и сюжет. На этой земле оставили свои творческие автографы и восславили ее самые именитые мастера экрана. Например, знаменитый Бернардо Бертолуччи, снявший здесь "Под покровом небес". Здесь совершил многие свои подвиги супершпион Джеймс Бонд. Отсюда "родом" знаменитый "Гладиатор", триумфально шагающий по экранам мира. На этой земле рождались многие фильмы на библейские сюжеты: трудно найти для них более подходящий фон, чем, скажем, плоскогорье Уарзазата, окруженное старинными кварталами арабских деревушек и крепостями берберов — коренных жителей Марокко.
Городок Уарзазат, что на границе горной гряды Высокого Атласа и пустыни Сахары, слывет "африканским киноклондайком". Свою славу, да и капиталы приумножили здесь крупнейшие американские кинокомпании "ХХ век — Фокс", "Юнайтед артистс", "Юниверсал" и другие, работающие здесь уже более полувека. Не случайно же Уарзазат называют еще марокканским "Голливудом". А теперь, соблазненный очарованием Уарзазата, сюда приехал французский режиссер Клод Лелуш: он замыслил снять фильм — римейк своей легендарной ленты "Мужчина и женщина". Здешние места так приглянулись мастеру, что на этот раз он решил сделать кино, в котором художественная часть органично слилась бы с документальной. В свой фильм Лелуш пригласил таких звезд, как киноактриса Клаудиа Кардинале, певица Патрисия Каас, но главным "персонажем" ленты-поэмы "А теперь, дамы и господа..." будут пейзажи Марокко. "Я счастлив и очарован. Это великолепно, — сказал Лелуш на встрече с журналистами до того, как прозвучала команда "Мотор". — Я сотворю здесь свою легенду".
А чтобы окончательно утвердиться на кинематографическом Олимпе, Марокко решил проводить у себя международные фестивали. Первый такой смотр откроется в старинном городе-красавце Марракеше 28 сентября. И это будет новая страничка в жизни древней и прекрасной земли.

Смотрите также: